— И что ты накопал? — спросил я.
После этого вопроса, мне в качества ответа в голову полился тоненький ручеек уже обработанной и структурированной информации. Основа полученного знания заключалась вот в чем.
Из всего вышеизложенного, обработанного и найденного, Наргон выделил, что с вероятностью восемьдесят процентов, я получил способность передачи и перехвата любого типа сообщений проходящих через ментоинформационное поле и гиперпространство, путем вытягивания информации о них из ментального поля окружающего пространства. Кроме того он выдвинул гипотезу того, что без дополнительного усиления, я принимаю только широковещательные и достаточно сильные сигналы, или сообщение получателем которых являюсь лично я. Какова минимальная граница для пеленгации и перехвата мною любого сигнала, он ответить затруднялся, но не ниже уже поступившего от неизвестного. Ее он пока предложил принять за единицу и ориентироваться на такой уровень. Помимо этого он утверждал, что при освоении техники усиления и выделения на общем фоне какой-то определенной волны передачи ментоинформации, я смогу выступать неким биолокатором, способным прослушать все проходящие в зоне моей досягаемости каналы передачи информации, как ментальные, так и технические.
Но основ работы для дальнейшего развития в этом направлении он подсказать не смог. Единственное, что он рекомендовал, это больше внимания уделить работе с ментоинформационным полем, так как наибольший объём данных по перехвату информации поступает именно оттуда. Про передачу информации Наргон также ничего не посоветовал. Эта технология основывалась на неизвестных ему принципах, и зацепиться для их выяснения ему было не за что.
Оценив доставшийся мне подарок, и тот потенциал, который он мне может предоставить, я решил разобраться с ним при первой возможности, ведь независимое подключение к любым информационным каналам и из любой точки вселенной давало неимоверную автономность в работе и огромнейшую мобильность. По сути, если я освою эту технику, то меня будет невозможно засечь.
Но оставив на будущее не слишком приоритетные задачи, я решил заняться делами насущными.
Сейчас главным же является добраться до места встречи с родственниками девочек и передать их с рук на руки.
А кроме того чтобы сходить и встретить родителей девушек, у меня была еще одна не менее архиважная задача.
"Я хотел есть", — именно поэтому я завернул на камбуз, где стал свидетелем, вернее слушателем, любопытного разговора между моим женами (смешно звучит, но как оказалось, так и есть, до сих пор улыбаюсь и привыкнуть не могу).
****
— Леита, ты рада? — спросила за тонкой стенкой Рахута у своей тети.
Хотя какая она для нее тетя. Разница между ними только официальная, а если судить по их внешности и поведению, то эти две прелестные девушки были сверстницами.
— Верно, даже как то не вериться. Родители, братья, Инола и Тара. Все вместе. Рядом. Столько лет прошло. А никто из них нисколечко не изменился. Только у мамы глаза стали гораздо печальнее.
— Ты не видела ее до этого. Были моменты, когда она думала, что ее никто не замечает, и я знаю, что это было не раз, об этом говорили мама с папой. Я случайно застала один из них, она сидела в кресле и смотрела как раз на твою голограмму. Никогда не забуду этих ее глаз. Мертвые озера, полные печали и тоски. Сейчас они другие. В них просто застыла капелька грусти. Но и ее мы растопим, когда будем дома, — возразила ей Рахута своим маленьким повествованием.
— Да, ты права. Я, вернее уже мы, сестричка, — через стену послышался звонкий и ласковый смех двух моих девочек, — мы все для этого сделаем.
— А что ты скажешь об остальных? Ведь никого из них ты раньше не знала?
— Да верно. Новые родственники. Сын Лаэрта, я видела его совсем малюткой, так сильно похож на своего отца, что я даже в начале перепутала. А мальчишки Лекарта были милы и непоседливы, когда так и норовили заглянуть в визор, и им это даже пару раз удалось. А главное ты. Хотя, наоборот, в то, что ты моя близкая родственница я поверила сразу. Как только увидела, какими глазами на тебя посмотрела мама, сразу и поняла, что здесь что-то не так. Ну, а когда она назвала тебя моей племянницей, то все встало на свои места. И наша зеркальная схожесть, и то, как мы чувствуем друг друга, и даже то, что я сейчас знаю, о чем ты думаешь, и могу догадаться о тех мыслях, которые тебя больше всего интересует, хоть начала ты издалека. Ведь эти же мысли крутятся и у меня в голове. Ты моя самая главная и близкая сейчас родственница. Ведь мы теперь с тобой жены одного мужчины. А таких называют сёстрами. Насколько я помню, в истории кланов было несколько таких случаев. Ты знаешь, я ведь очень рада тому, что ты у меня появилась. Всегда мечтала, чтобы у меня была сестра, младшая или старшая не важно, просто сестра. Правда я никогда и предположить не могла, что появиться она у меня таким необычным способом, а не непосредственным старанием моих родителей.
— Знаешь, а ведь и я с детства мечтала о чем-то подобном. Я часами сидела в галерее и разговаривала с твоим портретом. Думала, что мы с тобой подруги, рассказывала тебе о тех обидах, что сыпались на меня первое время из-за моей непохожести на всех остальных. Потом хвалилась своими победами и жаловалась на поражения, в жизни и в учебе. Рассказала тебе о своей первой любви, увлечении и скором разочаровании. Твой портрет знал обо мне гораздо больше любого в нашей семье. С мамой у меня просто дружеские отношения. Она моя мамочка и за это я ее люблю. Бабушка, она бабушка и есть. Я для нее всегда оставалась маленьким и милым цветочком, как она говорила. Они не могли понять, что у их маленького цветка, могут быть уже какие-то свои небольшие проблемы. Особо близких подруг у меня не было. Особенно когда я немного подросла, и за мной начали увиваться различные молодые аграфы. Многие сверстницы почему-то стали относиться ко мне с агрессией и пренебрежением. Я замкнулась и начала прятаться от них. И одна ты всегда выслушивала меня, а ночами, во сне даже давала какие-то советы. Поэтому с самого моего детства ты моя лучшая подруга.